Название: Like Father, Like Daughter: Hero; Ink; Don't Lie
Автор: cutepoison47
Пейринг: Эмили Лайтман, Кэл Лайтман, Элай Локер
Рейтинг: PG
Слов: общее - 1000+
Дисклаймер: Fox и далее по списку
A/N: серия из трех драбблов, содержащая один, написанный до просмотра 2.08, но являющейся его missing scene, один - реальный случай из жизни и один немножко грустный. намек на Эмили/Локер, как просила  [Игла].

Hero(hero; 345)

- Я уже почти ничего не помню, но я уверена, что именно после этого случая стала считать, что мой отец – герой. В смысле, он, конечно, засренец и все такое, но когда мне было три года, он получил свой запас доверия.

Тогда я его почти не видела, цена его нынешней гениальности, я полагаю. Он был то тут, то там, все время куда-то надолго уезжал, что-то исследовал. Я помню, как дулась в своей комнате, потом пришла мама, а за ее спиной мелькало виновато улыбающееся лицо отца. Он привез мне большую плюшевую игрушку и повел в парк кататься на аттракционах. Все, что я помню – я вечно задирала голову, чтобы посмотреть на отца, которого почти не было рядом все мое детство, а солнце слепило глаза. Он держал меня за руку, чтобы я не потерялась в толпе, и покупал мне то сахарную вату, то содовую. Уверена, мама ему это запретила.

И вдруг кто-то что-то закричал, все бросились к колесу обозрения. Я сидела на качелях и услышала только: «Посиди здесь, Эмили. Никуда не уходи. Я сейчас вернусь. Только никуда не уходи, ладно?». Я ничего не поняла, но когда увидела удаляющуюся спину отца, сильно разозлилась, что он опять уходит.

А когда он все-таки вернулся, я знала, что мой папа герой. Он помог чьему-то шаловливому ребенку, чуть не свалившемуся с трех-четырех метров, когда все просто молча смотрели.

Я не помню почти ничего из детства, но это… Почему-то я до сих пор смотрю на отца глазами трехлетнего ребенка, несмотря на то, что я четко знаю, сколько дерьма он всем сделал. Но мой папа – герой, понимаешь?

Локер хмыкает и отпивает пива.

- Ну, может, твой отец и не такой плохой человек.

- Не плохой, - упрямо повторяет Эмили.

Она молчит, опустив голову, и пьет апельсиновый сок. Пауза затягивается, И Локер вдруг кладет руку ей на плечо.

- Ну, по крайней мере, ты сама можешь стать для него героем. В смысле, выносить такого отца, как Лайтман, наверное, трудно, но у тебя получится.

- Надеюсь, - вздыхает Эмили и собирается уходить. – Мне надо вернуться. Спасибо за компанию. И сок.

- Угу. Двери моего дома всегда открыты.


Ink(ink; 385)

Эмили копается на отцовском столе в его отсутствие. Кожаный стул – неудобный, слишком низкий для нее, вещи расставлены, на ее взгляд, неправильно. Стопки с бумагами, дорогущие ручки Parker (лучший подарок), семейное фото, на котором она с удивлением узнает себя совсем девчонкой. Она и забыла, что у отца стоит именно эта фотография, если бы он хоть раз спросил Эмили, она бы попросила выбрать какую-нибудь другую.

После того, как родители разошлись, Эмили не намного реже стала видеться с отцом, его и раньше не было рядом. Но это совсем не помешало ей вырасти нервным и дерганным подростком: когда все дети могли соврать, ей приходилось прятаться по углам, чтобы ее не заметили. Когда-то она даже делала пометки о том, что не надо делать, чтобы не вызывать подозрений.

- Черт!

Крышка соскальзывает, и у Эмили все ладошки в черных чернилах. Она быстро одергивает руки, чтобы не запачкать папины бумаги, и чернила капают на светлые джинсы, оставляя три маленьких черных пятна, как ожоги от сигаретного пепла. Эмили пробовала курить однажды – прожгла джинсы и потом долго пыталась побороть тошноту. Больше она не экспериментировала. Дочка своего отца, как же, скорее полная его противоположность. И если он когда-нибудь узнает – голову ей оторвет.

Чернила впитываются в линии на ладонях, в кожу, оставляя любопытные разводы. Отец Эмили ненавидит любого парня, подошедшего к ней чуть ближе, чем на сто метров, поэтому обо всем отцу Эмили рассказывает в последнюю очередь Если он приклеил к ней образ пятилетней дочурки в платье и с лентой в волосах, не Эмили переубеждать его – что-что, а врать себе ее папа умеет лучше всего.

Эмили оглядывает стол в поисках чего-нибудь, похожего на бумажные салфетки, чтобы вытереть руки. Она ненавидит, когда отец ей врет или просит других это сделать. Она бесится от того, что каждый в офисе считает своим долгом похлопать ее по плечу и сказать, что все будет хорошо. Конечно, будет, ее папа ведь непобедимый, и он будет с легкость отмахиваться от ее детских кулачков, ударяющим, когда она сможет дотянуться, от ее слез и чего-то типа «я думала, ты можешь не вернуться!» срывающимся голосом. Ложь, естественно. Эмили знает, что с ним все будет хорошо, ведь он ее папа.

Чернила впитываются, выцветают. Кто-то тянет ее за плечо, говоря на ухо:

- Пошли, помоем руки, а то потом неделю так проходишь. Все будет хорошо.

Эмили стискивает кулаки. Она дочка своего отца, ей очень не нравится, когда ей врут.


Don't lie(don't lie; 315)

Когда-нибудь Эмили будет взрослой женщиной, у нее будет муж и дети. Они будут идеальной семьей с ужинами на День благодарения и Рождество, с подарками и поцелуями в щеку. У них будет красивый дом с большой библиотекой, где отцовские книги будут стоять на самой верхней полке, чтобы никто не достал, а папа невзначай не подумал, что дочка его не любит.

Когда-нибудь у Эмили будут сплошные заботы, хорошая работа, правильные друзья, детские утренники в школе и бутылка красного вина на годовщину свадьбы. У нее будут дорогие костюмы, как у мамы, потому что, наверное, она тоже станет юристом. Ведь какой из нее специалист по лжи, вы что, смеетесь?

Когда-нибудь Эмили Лайтман вырастет в Эмили Кто-нибудь, но будет подписывать открытки, отправленные вместе с запакованными вязанными шарфами, инициалами “E.L.”и ставить рядом смайлик или сердечко, которые значат «у меня все хорошо», «я люблю тебя, папа», а он будет вынужден ей верить, потому что такие уж у них правила. Ее отец будет складывать открытки в верхний ящик рабочего стола, а шарфы на антресоли платяного шкафа, и за десять лет их накопится приличное количество.

Когда-нибудь Эмили вырвется в своей воображаемой взрослой жизни из повседневной рутины и съездит к отцу в Вашингтон, обнимет его и скажет, что скучала. Скажет, что была глупой и не видела, что он делал так, чтобы у нее все было хорошо, а он улыбнется, и она увидит за его морщинами глубоко запрятанное раскаяние и грусть. Он попросит прощения, а она заплачет.

- Эй, ты чего? – ворчит Лайтман, потому что дочка садится рядом на диван и кладет голову ему на грудь.

Она пожимает плечами.

- Ты мешаешь мне, ты знаешь, да?

Кудрявая макушка наклоняется в знак положительного ответа. Он улыбается, нарочно глубоко вздыхает и откладывает книгу.

- Не ври мне больше, - говорит Эмили тихонько.

- Я не могу обещать.

- Я знаю.

- А то б ты не знала! – наигранно возмущенно фыркает Лайтман и целует дочь в макушку.