фандом: фринж
рейтинг, жанр: пгэшечка, гет
варнинги: "он-она" превратились в "ты-она-он-та"; имплицитный вайоленс; хэд!канон для другого фандома.
~500Она хочет, чтобы ты знал всё, что ты сделал с ней, и ты видишь это в её глазах. Но закрываешь ей рот, не рукой, но мысленно кричишь: "Заткнись", и у нее нет другого выхода, кроме как подчиниться. Ты и сам всё знаешь, но пока ты просто не готов это услышать. Когда-нибудь, возможно... но не сейчас. Она проглатывает заготовленные для тебя слова с видимым недовольством. Вообще-то, её лицо не из тех, по которому легко всё читать, но она хочет, чтобы ты увидел. Она заставляет тебя это видеть. Но ты упрямо смотришь в сторону, потому что тебе это тоже не доставляет никакого морального удовлетворения, просто так надо. А она готова дать тебе это "надо" и без твоего принуждения. Ты забираешь её жизнь по кусочком, пользуешься её телом, но паршиво тебе исключительно от того, что она сама не против.
Она расскажет всё, но только не тебе. Не совсем тебе. Ей вообще-то всё равно: у него такие же глаза, такая же упрямая линия рта и руки, должно быть, такие же сильные. Шрама только нет. Но это ничего, ты оставил на её теле столько шрамов, что чужие её уже мало заботят. А его – особенно. Она расскажет, как ты нуждался в ней или хоть в ком-нибудь (нет, конечно же, только в ней), о том, как она сама пришла к тебе, и о том, что ты был, к несчастью, поломанным. Да так, что не исправить даже ей. Она расскажет про первый раз и про все остальные, про твои мысли и про твои чувства, потому что своих у неё тогда не было. Она будет говорить жестоко, словами пропитанными ненавистью к тебе, к себе – к вам обоим. И к нему тоже, потому что он – это в какой-то мере ты.
В её имени четыре слога, все согласные мягкие, но ты говоришь всегда только два, больно обрывая на твёрдой, звонкой "в". Поэтому она от тебя ничего иного и не ожидает: больно, твёрдо, звонко, но только удивляется каждый раз. Это чёртово "почему?" у неё в глазах бесит тебя выше всякой меры, так сильно, что потом становится стыдно. Потом, когда уже поздно. С другой такого не бывает, ту рыжую у тебя язык не поворачиваться назвать также. Только иногда по привычке ты обрываешь её имя раньше, чем нужно, и она улыбается. По-другому совсем, как-то хищно. Потому что в её имени всего три буквы, тянущиеся, тягучие, перетекающие одна в другую. Потому что полное имя с этим телом смотрится как-то фальшиво.
Вас выбрасывает, разбрасывает, меняет местами. Она и не-ты, ты и не-она. И, удивительно, мир не рухнул. Ни один. И ты не разбился до конца, на осколки, наверное, потому что с лихвой отплатил кому-бы-ни-был-должен ею, забрав её до конца, без остатка: душу, тело – всё без разбора. Наследил и тут и там. Тебя злит и тебе причиняет боль, что она сама этого хотела. Тебя злит и тебе причиняет боль, что она всё равно винит тебя во всём, но люди имеют привычку поступать таким образом, когда любят кого-то, а этот кто-то не может не причинять им страданий. Ты знаешь, ох, тебе ли не знать.